Константин Ваншенкин
При знакомстве - как укор Скованности общей,- Откровенный взгляд в упор, Словно свет над рощей.
При знакомстве - в самый раз За мгновенье ровно Плавность губ и живость глаз Разглядеть подробно.
При знакомстве - что слова! Смотрит суть прямая, Имя-отчество сперва Не воспринимая.
К чему копить ничтожные обиды, Им не давать исчезнуть без следа, Их помнить, не показывая виду И даже улыбаясь иногда?
Они мелки, но путь их страшно долог, И с ними лучший праздник нехорош. Они - как злой блуждающий осколок: Болит внутри, а где - не разберешь.
Вот почему я их сметаю на пол, Пускай не все, но большую их часть. Осколок только кожу оцарапал, А мог бы в сердце самое попасть.
Парашютные тонкие стропы На поляне лежат под сосной. Заросли партизанские тропы Переспелой малиной лесной.
Нас дорога лишила покоя, Мы с тобою ночами не спим. А туманы плывут над рекою, Словно сизый махорочный дым.
Солнце в тучи зашло к непогоде,- Слышишь, гром прогремел в тишине? И дожди над хлебами проходят, Как полки по родной стороне.
Все-то снятся нам узкие тропки И геологов трудный поход, Пара спичек в последней коробке... А дорога зовет и зовет.
...Сообщив изумленным соседям, Что до поезда двадцать минут, Мы однажды возьмем и уедем, Пусть потом вспоминают да ждут.
Не ожидала никак, Сон уже чувствуя в теле, Стоя с подушкой в руках Возле раскрытой постели.
Сильно светила луна. Ярко белела рубаха. Он постучал - и она Похорошела от страха.
Сосновый дом, где ввек не сыщешь пыли, Где мама молода и нестрога И где на подоконниках застыли Столетников зеленые рога.
Казалось, это горные бараны, Пришедшие с далеких снежных гор, Уснули, чтобы поздно или рано Разбить стекло и выскочить во двор.
...И детство шло, как надо, по порядку, И лет с шести уже мечталось нам В лесу раскинуть белую палатку И турники вкопать по сторонам.
Бойцы в поход шагали ранним летом, Бежали ребятишки через двор, И я гремел оконным шпингалетом, Похожим на винтовочный затвор.
Летели ввысь отрядные запевы, И, сколько тех мотивов ни таи, Они придут, едва ты спросишь: где вы, Подросшие ровесники мои?
От нашего мальчишеского круга Мы отошли. Но это не беда, Когда, теряя из виду друг друга, Друзьями остаются навсегда.
Вспыхнувшая спичка, Венчик золотой. Маленькая стычка Света с темнотой.
Краткое мгновенье. Но явилось там Неповиновенье Вьюгам и дождям.
Ночи всё бездонней, Но опять, смотри,- Домик из ладоней, С огоньком внутри.
Где на перекрестках Мрак со всех сторон,- Сруб из пальцев жестких Слабо озарен.
Зимний лес! От края и до края Он застыл смолистою стеной, Сердце беспокойное смущая Неправдоподобной тишиной.
Он меня гнетет своим величьем, Полным отрешеньем от всего И высокомерным безразличьем К жизни за пределами его.
Будто нет веселого сиянья Городов, затерянных вдали, Будто нет ни счастья, ни страданья, Будто нет вращения Земли.
Лишь порой взлетает ворон круто, Потревожив царственную ель, И бушует целую минуту Маленькая тихая метель.
Стоит средь лесов деревенька. Жила там когда-то давненько Девчонка по имени Женька.
Мальчишечье имя носила, Высокие травы косила, Была в ней веселая сила.
Завыли стальные бураны, Тень крыльев легла на поляны. И Женька ушла в партизаны.
В секрете была и в засаде, Ее уважали в отряде, Хотели представить к награде.
Бывало, придет в деревеньку, Мать спросит усталую Женьку: — Ну как ты живешь? — Помаленьку...
Пошли на заданье ребята. Ударила вражья граната. Из ватника вылезла вата.
Висит фотография в школе — В улыбке — ни грусти, ни боли, Шестнадцать ей было — не боле.
Глаза ее были безбрежны, Мечты ее были безгрешны, Слова ее были небрежны...
Мне давно это чувство знакомо: Ветви бьют вперехлест. У крыльца, возле нашего дома, Лужа, полная звезд.
Я стою и курю на пороге, Двери настежь открыл. В вышине, на небесной дороге, Шелест медленных крыл.
Это гуси из дальней сторонки, Как солдаты — домой. Представляю пески и воронки Той дороги прямой.
Крыльям тяжко, дыханию тесно. Эй, правей забирай! Что их ждет впереди — неизвестно, Лишь бы отческий край.
...Мне и трудно, и грустно порою, И пути не легки. Но весеннею ночью сырою Вижу — все пустяки
Перед этой огромной равниной, Что томится к весне, Перед этой дорогою длинной Надо мной в вышине...
...Стук сосулек непрочных и веских, И всю ночь напролет В одиноких пустых перелесках Дождь до снегу идет,
Сопровождают окна вас повсюду. Они, как звезды, незаметны днем, Но вечером они, подобно чуду, Внезапным озаряются огнем.
Скользит их свет, пронзая теплый воздух. Звезда. Звезда. Еще одна звезда. И на вопрос: "А есть ли жизнь на звездах?" Я говорю с уверенностью:- Да!
На них свои туманности и пятна, Их, астроном, попробуй - изучи! Вон та звезда знакома и понятна, У этой необычные лучи.
Они глядят сквозь спутанные ветки, Их отражает в лужицах вода. А выдернули вилку из розетки, И выключена целая звезда.
И грустно мне, что зыбким полукругом Лежат во тьме пустынные дворы, Что поздний час, что гаснут друг за другом Торжественные звездные миры.
Вновь ослеп от ночной пурги я, Шаг за шагом минуя падь. - Эй, хозяева дорогие, Разрешите заночевать!..
Так в Москве постучать -нелепость! Каждый только пожмет плечом. Город - словно большая крепость, Вьюги городу нипочем.
А деревне гораздо ближе И разливы веселых рек, И осеннего поля жижа, И колючий февральский снег.
И, должно быть, с поры былинной, С незапамятных ратных дней - Ощущенье дороги длинной, И - солдаты идут по ней...
...Нас пускали - кто с доброй лаской (Здесь нам форменно повезло), Кто с охотою, кто с опаской, Кто сурово, а кто и зло.
Сколько видел я крыш тесовых, Сколько горенок и сеней, Без засовов и на засовах - Сколько судеб, страстей, семей.
Я испытывал счастье это: Много дней находясь, в пути, Вдруг увидеть полоску света, В дом - пускай и не в свой - войти.
На пол сесть, привалясь к порогу, И разнежиться, и зевать (А оружие понемногу Начинает отпотевать).
Дочь хозяйская - фу-ты ну-ты,- Что-то мне говорит она, Но немыслимо ни минуты Для нее оторвать от сна.
...Ни сомнения, ни страданья... Как был сон бесконечно прост! Только брезжило ожиданье,- Что разбудят сейчас на пост...
Неизвестный художник давнишнего века - Может, был он известен, но в узком кругу - Написал на холстине портрет человека Так, что глаз от него оторвать не могу.
Краска лупится, трещинки как паутина. Реставратор, волнуясь, трясет головой. Но живет и поет о бессмертье картина, Потому что написана кистью живой.
И рождается отзвук в сердцах и на лицах, Потому что и замысел в сердце рожден. Неизвестный - в каталогах всех и в таблицах Меж другими, известными, значится он.
Я стою, пораженный искусством чудесным, Чей в веках сохранился отчетливый след. Я бы только мечтал стать таким Неизвестным Где-нибудь через триста-четыреста лет.
Вижу это лицо - губы, сжатые плотно, Утомленный и все понимающий взгляд... Пусть живут мастеров Неизвестных полотна, Как светильники в честь Неизвестных солдат.
Я приобрел у букинистов Книжонку пухлую одну, Где океана рев неистов И корабли идут ко дну.
Она была грязна, потерта,- Обыкновенное старье, Но ей цена была пятерка, И я в дорогу взял ее.
В ней было все: любви рожденье, Добра над мраком торжество И о простуде рассужденья,- Но как написано мертво!
В тягучей этой веренице (Проливы, шпаги, парики) На сто семнадцатой странице Я встретил надпись от руки.
И в ней была такая сила, Что сердце дрогнуло слегка. "Я вас люблю!"- она гласила, Та рукописная строка.
Я замер,- вы меня поймете, Перевернул страницу враз И увидал на обороте: "Я тоже полюбила вас..."
И предо мною словно вспышка - Тенистый сад, речонки гладь. Она:- Простите, что за книжка? Он:- Завтра дам вам почитать...
...Я ехал в ночь. Луна вставала. Я долго чай дорожный пил И не досадовал нимало, Что книжку глупую купил.
И, как в магическом кристалле, Мне сквозь огни и времена "Я вас люблю!"- в ночи блистали Торжественные письмена.
Услышал кукушку и громко спросил:
-Кукушка, кукушка, а сколько мне лет?.. Двенадцать "ку-ку" прозвучало в ответ.
Довольный ответом, он лег на траву. -А сколько на свете еще проживу?
Молчала кукушка на первых порах, И он, озираясь, почувствовал страх.
Вновь стала кукушка ему куковать, Он сбился со счета и начал опять.
Валялся, смеясь над приметой былой, Тянуло от сосен нагретой смолой.
И плыл над землей нескончаемый день, И было, как в школе, считать ему лень.
Вижу я морщины, седину, И другие стали замечать... Но порою пристальней взгляну: Это - нашей юности печать.
Это - друг средь памятных равнин Шел в составе взвода своего, Серебро таежных паутин Впутывалось в волосы его.
А когда с винтовкою в руке Он лежал у стежки луговой, То морщинки на его щеке Были отпечатаны травой...